Похоже, что российское экспертное сообщество начинает 2017 год с переосмысления положения дел с Минскими соглашениями и вообще стратегии России в отношении Украины. По крайней мере, такой вывод напрашивается из практически синхронных публикаций известных политологов, вызвавших определенный резонанс.

Речь идет о вышедшей в газете ВЗГЛЯД колонке Вадима Самодурова и интервью Михаила Ремизова «Федеральному агентству новостей».

В материалах речь идет о том, что Минские соглашения зашли в явный тупик, и дальнейшее сохранение статус-кво уже наносит России серьезные финансовые, политические и репутационные потери.

Далее оба автора приводят набор возможных мер для того, чтобы выйти из описанной патовой ситуации. В частности, речь идет о необходимости в той или иной степени начать признание республик, а в отношении русских, остающихся на украинской территории, проводить политику обеспечения определенных льгот в обмен на лояльность России.

Как человек, имеющий непосредственное отношение к событиям последних лет и по роду своей сегодняшней деятельности работающий с результатами социологических исследований как на Украине, так и в ДНР, не могу остаться в стороне от разворачивающейся дискуссии

Сразу хочу сказать, что в общем я лично вполне солидарен с предложенными решениями, более того, они давно уже назрели. И все же хотел бы усугубить и расширить некоторые тезисы, которые в данных материалах звучат дипломатично и аккуратно.

Минский тупик

Отправной точкой рассуждений уважаемых коллег стала констатация практически нулевой эффективности Минского процесса.

Честно говоря, вызывает некоторое удивление, что Минские соглашения кем-то всерьез рассматривались как база для компромиссов, уступок или договоренностей.

Напомню, что данные соглашения Украина была вынуждена подписать в момент тяжелых военных поражений, а потому они и не воспринимались тамошним политикумом как нечто такое, что стоит выполнять в будущем. По крайней мере, без дополнительных угроз и давления.

На Украине Минск-2 воспринимался лишь как передышка и возможность собраться с силами для нового броска на Донецк и Луганск, а может быть, даже и Крым.

Да, в России это многих поражает, но на Украине действительно рассчитывали – и, возможно, рассчитывают до сих пор, что в скором времени в ДНР и ЛНР начнется экономический и социальный коллапс, распад армии, противостояние между властью и населением.

Более оптимистичные украинские эксперты доходили до того, что ожидали коллапса не только в непризнанных республиках, но и в самой России.

Ввиду этих ожиданий Украина должна была непременно укрепляться при всемерной помощи Запада, чтобы потом в один бросок решить вопрос с сепаратистами.

Недаром так популярны среди самых высоких чиновников Украины были параллели с так называемым хорватским сценарием ликвидации Сербской Краины.

Да что говорить, подобные надежды в желто-голубом обществе продуцируются и сейчас. Как свидетельствуют результаты опросов Института социологии НАН Украины, 15% респондентов уверены, что вопрос с республиками можно решить военным путем (в 2015-м таких было 18%).

Когда смотришь на ситуацию из России, трудно понять, как всерьез можно делать такие совершенно иррациональные расчеты.

Да, Украина – иррациональная страна, в которой активной частью общества движут эмоции. И это доказывает вся ее история, как минимум – новейшая.

Да, то, что крупнейший промышленный регион, оказывается, убыточный и дотационный, это утверждалось всерьез, да, и в то, что угнетение половины населения способствует единству страны, также верят вполне серьезно.

Снос памятников – забота об исторической памяти, демократия – снаряды по жилым кварталам, экономическое процветание – разрыв связей с крупнейшим торговым партнером, передача суверенитета европейской бюрократии на любых условиях – достижение независимости, обнищание населения – временные трудности на пути реформ.

Этих примеров вполне достаточно, чтобы заметить, что с таким обществом и теми, кто его представляет, уже нельзя вести переговоры на уровне рациональных, конструктивных аргументов, убеждая их позаботиться о своих реальных интересах.

С таким же успехом можно убеждать алкоголика в том, что водка губит его. В лучшем случае он притворится, что поверил. И именно общество с подобным складом мышления сегодня является электоральной базой власти.

Подзабытые уж предшественники Минска-2 – Женевские соглашения от апреля 2014-го, попытки переговоров июня 2014-го и Минск-1 – всякий раз отбрасывались Украиной, как только там приходили к выводу, что могут добиться лучших для себя условий при помощи силы.

Конечно, Минск-2 кардинально снизил накал боевых действий. Но вряд ли я ошибусь, если скажу, что случилось это в основном потому, что в Киеве наконец поняли, что любые попытки вновь перейти в наступление повлекут за собой лишь новые поражения и потери.

Да и боевой потенциал украинской армии снизился до того, что некоторых видов вооружений у нее хватит всего лишь еще на одну активную кампанию. И даже вне зависимости от ее исхода восстановить боеспособность ВСУ будет уже совершенно невозможно: советские запасы истощились, а полноценной оборонной промышленности там уже просто не существует.

И даже западная помощь не способна принципиально изменить эту картину.

Отсюда первый вывод: реальных успехов в деле нахождения общего языка с новой Украиной можно добиться исключительно с позиции силы. Никакие другие аргументы пока что не работали и не работают – и маловероятно, что будут работать в будущем.

Прошлого не вернуть

Если на Украине ждали, что Россия вот-вот рухнет, а республики погрузятся в пучину, то, увы, не более реальные ожидания были, похоже, и в России.

Я понимаю, конечно, во время смены эпох и катаклизмов, которые эту смену сопровождают, неизбежны иллюзии, что вот-вот все станет как прежде.

Украина понесет экономические потери, потери в людях, территориях и прочее. И там вдруг одумаются и попробуют вернуться на более рациональные рельсы. В конце концов Минские соглашения сработают, Донбасс вернется в состав Украины, пройдут выборы, и к власти на Украине придут некие хорошие украинцы.

Все станет как прежде, и Украина вернется к старой доброй постсоветской борьбе между пророссийскими и проевропейскими политиками. Причем последние будут сильно дискредитированы теми неудачами и трагедиями, которые постигли Украину в прошедшие несколько лет. Нечто подобное в легкой форме уже было после прихода к власти Ющенко.

Судя по всему, это вообще едва ли не генеральная линия, которая неоднократно озвучивалась в российских СМИ.

Однако это не что иное, как надежда на возвращение в несколько модернизированное постсоветское устройство, в благословенный 2013 год, когда не было войны и нефть была по 100 долларов за баррель.

Но постсоветская Украина мертва, и шансов на ее воскрешение теперь не больше, чем было шансов воссоздать СССР в середине 1990-х. Хотя признавать это и не хочется.

«Кучмовская» Украина обанкротилась и распалась, а те, кто не успел с нее убежать, не убежали только потому, что Россия по тем или иным причинам не предприняла в этом направлении активных действий (это сказано не в укор, но лишь как констатация факта).

Отныне украинская политика крутится и далее будет крутиться уже не вокруг направлений интеграции (Запад или Восток), но вокруг более или менее антироссийских позиций. Стоит ли вредить и противостоять России более радикально – или лучше делать это с меньшим энтузиазмом.

Теперь это цельная и обоснованная, без преувеличения национальная идея.

И все это будет, конечно, приправлено социальной демагогией и воздушными замками евроинтеграции. Отныне мы имеем дело с огромной прибалтийской республикой образца 1990-х годов, в которой то, что Россия – враг и агрессор, уже является аксиомой. Сомнения в этой аксиоме приравнены к государственной измене, со всеми вытекающими из обстоятельств военного времени последствиями.

Экономические аргументы в пользу восстановления отношений с Россией уже также не действуют.

За последние три года Украина втрое снизила долю экспорта в РФ – с 25% до 8%, и происходит его дальнейшее снижение. В отрасли-лидеры выбилось сельское хозяйство, для которого российский рынок не имеет критического значения (хотя все же 40% украинского экспорта в РФ – это продукция сельского хозяйства).

Гибель машиностроения, похоже, уже никого не смущает, тем более что жестких запретов на экспорт в Россию нет, и негласное едва ли не полуподпольное сотрудничество тут будет продолжаться по мере возможностей.

Рынки сбыта металлургии находятся в странах Азии и Африки, и единственной проблемой будут оставаться энергоносители, потребление которых, впрочем, постоянно снижается. Наиболее газоемкая отрасль – производство удобрений – находится в тяжелейшем кризисе.

Ну а, собственно, там, где нет экономической базы для нормализации отношений, нет запроса и политического.

Теперь антирусская планка поставлена довольно высоко. К примеру, очень показателен последний языковой законопроект, по которому предлагается ввести едва ли не надзирателей за употреблением украинского.

Подобные перегибы и будут служить электоральным кормом для «умеренной оппозиции». На предвыборных обещаниях отменить хотя бы «языковых комиссаров», снизить тарифы и повысить пенсии будут собирать свои проценты остатки бывшей Партии регионов. Вот, собственно, и вся «пророссийскость», которая будет присутствовать в украинском политическом поле.

Да и популярность их на Украине сильно преувеличена, ведь социологические исследования и намека не дают на то, что они могли бы получить в Верховной раде большинство мест.

К примеру, согласно данным Института социологии, летом 2016-го за Оппозиционный блок на выборах в Раду были готовы проголосовать 7,5% избирателей, что меньше, чем за блок Тимошенко (8,5%), и лишь незначительно больше, чем за партию Ляшко (6%) или мэра Львова Садового (6%).

Как видно, ни о каком мощном реванше регионалов в ближайшее время не может быть и речи, особенно учитывая, что в 2014 году эта партия получила 9,5% (правда, большое количество неопределившихся – 20% – конечно, увеличит на выборах нынешнюю цифру, но это не будет победой, но лишь сохранением нынешнего положения в парламенте).

Да и вообще остатки регионалов, которые ныне воспринимаются в России сквозь призму ностальгии по довоенному времени, похоже, способны уже лишь спровоцировать против себя очередной бунт в случае хоть малейшего намека на приход к власти. А значит, даже при самом оптимистичном сценарии никакой устойчивой смены вектора не произойдет.

Второй вывод заключается в том, что никакой иной более пророссийской и способной попасть в парламент силы, нежели бывшие регионалы (Оппоблок и некоторые его клоны), на Украине просто не существует, а всякие попытки сейчас такую силу создать будут пресекаться административно-полицейским аппаратом.

Состояние умов

Итак: договориться с нынешней элитой не получается, а сменить ее эволюционным путем возможности нет. Но ведь что-то с Украиной нужно делать?

В этих обстоятельствах единственная эффективная стратегия заключается в налаживании коммуникации с заинтересованными в этом сегментами украинского общества, минуя нынешние элиты, как националистические, так и «пророссийские».

Что же это украинское общество сегодня представляет собой? Основываясь на данных Института социологии НАН Украины, в его составе можно выделить несколько четко выделяющихся групп.

Люди, крайне радикально настроенные в отношении России, составляют приблизительно 5%. Это те, кто готов принимать участие в боевых действиях и в любом насилии против русских и граждан РФ. Оголтелая категория, для которой найти дипломатические или политические аргументы невозможно.

Еще примерно 20% – это шлейф из тех, кто следует в идейном фарватере радикалов, но лично участвовать в насилии или воевать не намерен (по разным причинам).

Именно они и составляют сегодня главную опору правящего режима, хотя сами зачастую искренне ненавидят украинских политиков и не доверяют украинской политической системе. Однако готовы сплотиться вокруг государства на антирусских позициях.

С противоположной стороны находятся около 25% устойчиво пророссийского (по сути русского) населения, которое в данный момент глубоко деморализовано.

Деморализующими факторами являются репрессивные действия властей и радикалов (направленные в первую очередь против всяких попыток самоорганизации и даже потенциальных лидеров), трагическая участь Донбасса и полное отсутствие каких бы то ни было посылов со стороны России в их адрес.

Эти 25% остались сторонниками России после социологического дна, которого популярность РФ достигла в 2015 году среди населения Украины. И похоже, что уменьшения этой доли в ближайшем будущем уже не будет (ранее таких на Украине было до 40% или даже 50%).

Оставшаяся половина населения – это так называемое болото, люди, которые в политическом плане колеблются в зависимости от разных факторов, иногда разрываясь между устоями воспитания и здравого смысла и той агрессивной версией «украинского мира», который на данный момент предлагается.

Проще говоря, конформисты и обыватели, от которых никогда не стоит ни ожидать, ни требовать слишком многого и которые всегда готовы примкнуть к более успешной и сильной стороне.

Сейчас они по понятным причинам оказались на стороне националистического государства, чем и создают дополнительную поддержку существующему режиму.

Однако важнейшей особенностью Украины, игнорировать которую нельзя ни в коем случае, является то, что перечисленные выше группы распространены на ее территории очень неравномерно.

Единственные, кто существует во всей стране примерно в равном количестве, – это украинские радикалы, что во многом и объясняет степень их влияния на все общество, несоизмеримую с их численностью.

А вот, например, их «группа поддержки» в юго-восточных регионах (от Харькова до Одессы) вдвое меньше, чем в среднем по стране, а на Западной Украине, напротив, «шлейф» радикальных националистов существенно шире.

И наоборот, стойко пророссийски настроенные граждане на землях исторической Новороссии составляют до 45%, а еще около 40% – всегда готовое подстроиться под конъюнктуру «болото».

Естественно, что самые устойчивые и последовательные сторонники России на территории бывшей Украины на сегодня проживают на территориях ДНР и ЛНР. Вероятно, их доля достигает здесь 80–85% населения.

Однако ситуация тут также достигла определенной контрольной точки.

Если на протяжении всего 2015 года происходили довольно энергичные изменения, и от того дна бедствий, на которое опустились республики в 2014-м, удалось оттолкнуться, то уже к середине 2016-го темпы развития замедлились.

Конечно, идет постепенный рост доходов граждан, налаживаются различные сферы жизни, вернулось много населения, однако над республиками довлеет экономическая и политическая неопределенность.

Их будущее все еще туманно. Возвращение в состав Украины не представляется допустимым, но и жизнь в урезанном виде непризнанных республик также лишена перспектив, а вожделенное вступление в состав России выглядит и вовсе уже фантастикой.

Не вдаваясь детально в нюансы местных настроений, скажу лишь, что постепенно и население республик после первоначального подъема начинает остывать и даже переходить к апатии и разочарованию.

Что, собственно, вполне логично в условиях затянувшейся войны и отсутствия внятных перспектив.

Не стоит забывать, что для пророссийских сил на самой Украине Донбасс стал уже трагическим примером, так как, открыто выступив на российской стороне, взамен, по крайней мере на данном этапе, получил войну, разрушения и неясные перспективы.

Что делать?

Как заметил тот же Михаил Ремизов, на сегодня теневая поддержка республик России обходится дороже, чем если бы она была открытой. И с этим нельзя не согласиться.

Единственное, что стоит отметить, это то, что политолог, да и многие наблюдатели преувеличивают степень разрушений промышленной инфраструктуры.

Подавляющее большинство стратегических промышленных предприятий в Донбассе получили лишь незначительные повреждения в ходе боевых действий либо не получили их вовсе. Кроме жилого фонда, существенные потери понесли мосты, объекты железной дороги и энергетической инфраструктуры.

Куда больший урон, нежели война, наносит нахождение вне юридического поля и разрыв производственных связей с Украиной в условиях, когда эти связи не получили полноценной замены в экономике ЕврАзЭС.

Во-первых, это заставляет целый ряд предприятий сохранять украинскую юрисдикцию и, соответственно, осуществлять уплату налогов и социальных взносов.

Суммы, уплаченные в украинский бюджет за период 2014–2016 годов, уже превысили 100 млрд рублей, не считая той прибыли, которые получили с собственности в ДНР и ЛНР украинские компании.

Во-вторых, подвешенность статуса республик вообще нередко не позволяет вести какую-либо работу. Только в ДНР остаются, по сути, брошенными 18 тысяч предприятий, в число которых входят не только заведения сферы торговли и услуг, но и производственные комплексы.

В-третьих, непризнанность накладывает ограничения на экспортно-импортные операции, осуществление финансовой деятельности, которая проводится зачастую обходными путями и полутеневыми методами.

Признание республик и полноценная работа на рынках ЕврАзЭС в обозримые сроки выведет экономику ДНР и ЛНР на уровень самообеспечения и снимет нагрузку с российского бюджета.

И если прямое включение Донбасса в состав РФ на сегодня невозможно, то его интеграция должна проходить при помощи механизмов, подобных механизмам Таможенного и Евразийского союзов.

Что же касается Украины, то тут стоит ожидать, что экономическое положение населения в перспективе будет продолжать ухудшаться.

В этих условиях Россия, а в случае признания – и республики, будут все более выигрышно выглядеть в экономическом и культурном плане.

Уже сейчас уровень жизни в Донецке вполне сопоставим как минимум с половиной, если не больше, областных центров Украины (правда, это соревнование в степенях бедности).

Поэтому для тех граждан Украины, которые остаются лояльны России, стоит упростить доступ как к рынку труда, так и к образованию, путешествиям, культурному обмену. Точкой доступа к этим благам может стать «карта русского», о которой говорит Михаил Ремизов, либо какой-то иной механизм простых и практичных преференций.

Не лишним будет и предоставлять возможность переезда не только в Россию, но и в республики, в первую очередь, конечно, для ценных специалистов в разных сферах, а также семей и родственников политзаключенных или преследуемых по политическим мотивам.

Причем все эти действия должны быть сформулированы как открытая и последовательная программа помощи соотечественникам в условиях неизбежного краха украинского государства.

Что же касается военной стороны вопроса и безопасности, то здесь, как мне кажется, до последнего времени Россия и республики придерживались верной стратегии.

Отсутствие агрессивных действий с нашей стороны девальвирует в колеблющейся части украинского общества фактор «российского вторжения» и соответственно снижает антироссийский накал в обществе.

При этом состояние ни мира, ни войны оказывает разлагающее действие на ВСУ (впрочем, до определенной степени и на армии республик тоже).

Однако помимо прямых военных действий все актуальнее встает новая проблема, которая связана с угрозой терроризма со стороны украинских радикалов.

Причем с течением времени она, судя по всему, будет только усугубляться, и уже сегодня затрагивает не только ДНР, но и, например, Крым.

Рост числа асоциальных элементов и деклассированной молодежи, лишенной работы, образования и перспектив, всегда был благодатной почвой для терроризма. И Украина в этом плане не станет исключением.

Уже сейчас в ДНР и ЛНР зафиксированы случаи вовлечения украинской стороной молодежи и подростков в террористическую деятельность, а различные главари националистических бандформирований не скрывают планов по развитию подобной деятельности, в том числе и на территории России.

И эта проблема является лишь одним из аргументов в пользу того, что отпускать украинскую ситуацию на самотек нельзя. Слишком дорого, в прямом и переносном смысле, это может обойтись России.