Как террористы вербуют людей в свои ряды? Что заставляет человека нести смерть и идти на смерть? Рассказ от первого лица...

Мои родители принесли великую жертву ради нас с братом, переехав на север. Они верили, что здесь, в Лондоне, у нас есть будущее. Надо только работать, работать круглыми сутками. Когда становилось совсем тяжело, они говорили друг другу: "Мы увезли своих детей от войны. Они закончат школу и пойдут в колледж". Я всегда помнил об этом. И делал все, чтобы их мечта сбылась.

Я гордо нес знамя нашей семьи и рос, стиснув зубы, под насмешки и издевательства тех, кто считал себя лучше, выше нас. Такое право им, вроде бы, давала светлая кожа, их вера и то, что они здесь родились. Но я знал, что, хотя они гораздо сильнее меня на улице, есть место, где лучший — я: школа.

Когда я получил стипендию для продолжения учебы в колледже, моя семья ожила. Родители светились от счастья, ходили с гордо поднятой головой и вспоминали наших предков, среди которых были и "непростые", ученые люди. Для брата я стал героем. Я думал: все, теперь я свободен, я победил эту страну, она признала меня.

Я говорю на ее языке и даже решил сделать его своей специальностью в колледже. Я хотел написать для них книгу на их языке — о нас. Я понимал, что никогда не стану здесь своим, но быть проводником и уничтожить зло, которое в них жило, я мог. Я думал: они прочитают, и все поймут, и не будут больше так уверены, что им позволено делать все, что угодно.

Однажды я рассказал все это тому, кто с некоторого времени тенью ходил за мной и упорно называл меня "братом". Я не помню, откуда он взялся, как будто возник из ниоткуда. Он слушал внимательно, не перебивая. А потом спросил, так ли хорошо я сам знаю то, что отличает нас от них. "Ты хочешь стать воином правды, воином Аллаха, как тебе и велит долг. Но какое у тебя оружие? Сейчас твой меч — это знания. Есть многое, что тебе предстоит узнать. Приходи к нам, посмотри, послушай. У нас многие думают так же, как ты", — и он дал мне приглашение на курс лекций по исламу.

Не знаю, может быть, тогда я выглядел слишком потерянным. Может быть, этот "брат" понимал, что больше всего на свете мне хотелось быть самим собой и найти свое место. А может быть, и создать его. И вот я бросился строить свой собственный рай — так, как мне умело подсказывали. Все приобрело особый смысл — и многозначительные взгляды, которыми мы обменивались в толпе, и наша новая одежда, и то, как мы теперь разговаривали друг с другом.

Реальность, которую нам открывали по священным книгам наши наставники-шейхи, была яркой и беспощадной, как полуденное солнце в пустыне. В моем новом мире не было теней, все стало простым и ясным. Я думал, что так возвращаюсь к своим корням и становлюсь таким, каким должен быть, каким был создан. Вся наша жизнь, говорили нам, должна стать жертвой. Мои родители принесли в жертву свою жизнь, думал я в ответ, но из-за их решения уехать я долго не мог стать собой. И вот теперь это время пришло, и я исполню свой долг. Это ради них, ради всех нас. Они не понимают, что все, что я делаю — ради их спасения.

Конечно, они догадались, куда я хожу и с кем разговариваю. Конечно, они пытались меня остановить. Но я знал, что так и будет, "братья" предупредили. Они сказали: "Терпи. Твои близкие будут сопротивляться, потому что они не знают всего того, что теперь знаешь ты. Ты рожден для великой миссии, и им это тоже откроется, но пока что они ослеплены своим неверием. Однако в какой-то момент они все увидят и будут гордиться тобой еще больше, потому что ты преуспеваешь в истинном знании и истинной вере".

Учебу в колледже я не бросал до последнего: я не мог просто так оставить то, в чем были годы труда — и моего, и родительского. Но пришел день, когда мне дали понять: пора собираться в дорогу. Мне сказали: "Джихад — это борьба с грехом, которая очищает тебя изнутри. Так почему же ты не хочешь вынести эту войну за пределы себя и очистить мир?" Это было для меня высшей наградой. Я поеду на родину своих предков, чтобы строить там новое Государство, очищать огнем нашу священную землю! В тот момент я почувствовал, что фронт этой войны — здесь, что он проходит лезвием через мое сердце. Эта страна, Англия, ведь тоже ведет войну, хотя и кажется такой мирной. И эта война — против нас, против всех, кто станет на ее пути — колонизации и грабежа. И ведь я видел все это в детстве, когда нас с братом прижимали к стенке и лупили до потери сознания — иногда сразу человек десять. Теперь все стало на свои места — нужно было только правильно на все посмотреть.

А дальше… Целая цепочка приключений, от которых захватывало дух и бешено колотилось сердце. И, конечно, просто нереальная удача! Одно цеплялось за другое, хитроумные схемы раскручивались, и каждый шаг был трамплином для следующего — и во всем этом я видел волю Всевышнего. Так я оказался в Ираке — оглушительное достижение! Тогда я поверил, что могу почти все, раз смог добраться сюда. Наверное, это были самые счастливые дни моей жизни.

Спустя какое-то время я нашел то место, где стоял дом моих родителей — его сравняли с землей американские и британские танки. И это тоже было для меня знаком — я здесь, чтобы отомстить, сделать так, чтобы это не повторилось. Мои дни были наполнены тренировками, подготовкой и горячим воздухом, который впивался в легкие, но был таким сладким и родным! Или мне так казалось…

Потом — разноцветный фейерверк звуков, запахов и картинок. Я не могу связать все то, что было дальше — воспоминания рассыпаются, и мне их уже не собрать. Убивал ли я людей?— Да. Скольких я убил?— Я не знаю. Точнее, не помню.

Наверное, во всем виновата "награда" — так они называли то вещество, которое показывает тебе твой рай. Если ты отличился в том, чему тебя учили, тебе дают "награду". Ты получаешь особое зрение и смотришь, как приближается твоя цель. Твой рай оживает у тебя на глазах, ты начинаешь видеть его повсюду.

Я спрашивал, не запрещено ли это. Но они лишь смеялись в ответ, говоря, что древнее государство исмаилитов-ассасинов Аламут внушало ужас неверным. "Ассасины, которым их шейх Хасан ас-Сабах тоже показывал рай, были лучшими. У них есть, чему поучиться. А тебе причитается за то, что ты сделал сегодня", — так мне говорили.

После того, как я стал "воином Аллаха", мне дали миссию "посланника". Они сказали: "Мы отметили тебя и следили за тобой еще на земле неверных, потому что ты — особенный. Ты — лучший. Ты хорошо говоришь на их языке. Они тебя понимают. Ты будешь нашим голосом".

Сначала я думал, что буду переводить и читать то, что дадут мне "братья", чтобы потом, через интернет, наш голос звучал во всем мире. Однако вскоре я узнал, что на самом деле им нужен был еще один "джихади Джон". Я не знаю, сколько таких "посланников" у них есть, но точно могу сказать, что "джихади Джон" — это не один человек.

Трудно ли убивать людей так, как я это делал, перед камерами? Не знаю, с чем это сравнить. Могу сказать только, что человек сразу не умирает. Если отрезать головку таракану, он еще день будет дрыгать лапами. Если отрезать головку бабочке, она будет пытаться взлететь. Если отрубить голову курице, она будет бегать, пока не упадет. А человек будет смотреть. И я могу точно сказать, что лучше никогда в жизни не видеть взгляда существа, которое ты убиваешь — даже если это мышь, которая попалась в мышеловку — потому что это останется с тобой навсегда.

Теперь я получал "награду" и до, и после заснятых посланий. Поэтому я не знаю, делал ли все это я, или та безумная ярость во мне, которую давала "награда": этот человек хотел разрушить мой рай, и совсем не важно, что сейчас он связан и стоит на коленях. Это — мой кровный враг, и он должен получить по заслугам.

"Награда" помогала мне быть повсюду. Я слышал, как корень акации раздвигает камни глубоко в песке, чтобы добраться до подземных источников. Я видел, как сияет на солнце черное знамя, которое "братья" установили за многие мили отсюда, как песчинки, которые приносит ветер, секут шелковые нити. Я чувствовал, как бешено колотится сердце неверного, и как, сделав пару вялых ударов после казни, замирает навсегда. Но однажды я понял, что уже не знаю, где "я", если могу быть везде — и в небе, и на земле, и под землей, в ноже, который лишает жизни моего врага, и в его крови. И вернуться в "себя" я уже не мог, как ни пытался — не получалось.

А потом… "братья" сказали, что среди них, чистых, нет места тому, кто не прошел испытание, поддался "шиитской ереси Хасана ас-Сабаха" и утопил свой разум в гашише и опиуме. Меня должны были казнить, но почему-то дали уйти. Может быть, понимали, что мои дни и так сочтены, и что рано или поздно я попаду в руки американцев или курдов. Или так мне отплатили за труды. Наградили жизнью.

Я помню, что видел родителей — от горя их лица и волосы стали пепельно-серыми. Брат перестал улыбаться. Тогда я понял, что разрушил их жизнь — так же, как когда-то американские и британские танки. Если бы я мог подойти к ним, то, наверное, попытался бы заговорить с ними…

Но вот беда: тогда я не знал, вижу ли я их на самом деле, а теперь не знаю, настоящее ли это воспоминание, или просто сон. Но я все еще вижу свой рай. Это моя страна — свободная, справедливая, где живут по настоящим, вечным законам, которые Всевышний дал людям. Это Государство, в котором правит истинная вера. Это место, где моя семья была бы счастлива, где мои родители разговаривали бы на родном языке, и откуда им никогда не пришлось бы бежать из-за чужой войны. Это земля, на которой мог бы жить я и мои дети. Родина, для которой мы не были бы "лишними".