Муж известной писательницы (и сам писатель, несколько менее известный) заболел раком. Писательница выступила в социальной сети с просьбой о материальной помощи, последовал шквал сочувствия и перепостов, сумма на лечение в берлинской клинике и проживание семьи в Берлине (в общей сложности около 60 тысяч евро) была собрана очень быстро.

Я не буду называть имена действующих лиц – это совершенно не нужно. Сейчас больному уже сделана операция, и дай Бог ему всяческого здоровья. Это положительный результат – для каждой конкретной семьи, которой коснулась беда, он самый важный. Писателю и его семье люди действительно помогли. Теперь давайте посмотрим, чему они не помогли.

В феврале прошлого года главный детский онколог России Владимир Поляков выступил против сбора денег на лечение больных раком детей за рубежом. Он считает такие сборы «дискредитацией русской медицины» и «спекуляцией, раздутой средствами массовой информации».

С его точки зрения, инкурабельных пациентов недобросовестные зарубежные клиники берут из корысти. Онкологу тут же принялись яростно возражать и представители благотворительных фондов, и врачи. Высветилась парадоксальная ситуация, когда обе стороны правы.

То, что в России не используются некоторые современные эффективные методы диагностики и лечения, – правда.

То, что больные вынуждены мучительно оформлять бумаги и стоять в долгих, иногда несовместимых с жизнью очередях, чтобы осуществить свое право на обследование и лечение в родном отечестве, – печальная, отталкивающая правда.

То, что редкие родители способны просто смириться с сообщением, что их ребенок – инкурабельный, – правда тоже.

Наконец, правда и то, что неизлечимых больных зарубежные клиники берут не только из корысти – и не только из сострадания – но, пусть это и звучит несколько цинично, из научного интереса. Вложение знаний, умений, медикаментов в почти безнадежного больного, который не согласен умирать, – это фактически эксперимент.

Исследование. Отказываясь от «невозможных» случаев, вы не исследуете границы возможного, не продвигаетесь вперед. И отечественная медицина, отбраковывая «инкурабельных», лишает себя развития.

Но ведь и главный онколог прав тоже. Чем больше российские граждане ставят в сознании своем знак равенства «качественная медицина – это платная западная или израильская медицина», тем меньше репутация отечественной медицины даже там, где она ничуть не менее качественная и притом бесплатная (страховая). 

На это могут последовать резонные возражения. Сводятся они, опять же, к бюрократии, к очередям, к фактической недоступности качественной медицины для большинства населения России, к тому, наконец, что бесплатная она только декларативно, а на деле…

Однако главное возражение, обобщающее эти аргументы, совсем не резонное. Звучит оно так: «А вот пусть они нам сперва сделают, а мы потом…».
Но в том-то и дело, что никто нам сперва – ничего – не сделает. Выбирая ходить с протянутой рукой, собирать подаяния на западную медицину, вы выбираете ходить с протянутой рукой. И никаких «потом».

Понятно, что так легко говорить, когда у тебя никто не болен. Вполне вероятно, что автор этих строк не решился бы написать подобное, нуждаясь в срочной помощи. Но большинство моих читателей не нуждаются сейчас в такой помощи. Однако многим из нас она, потенциально, может когда-нибудь понадобиться.

И что? Опять с протянутой рукой? И надеяться, что у тебя достаточно благосклонных и обеспеченных читателей в соцсетях? Писателю насобирали меньше чем за месяц – а скольким не насобирали? Популярность – страховка от пренебрежения? А что будет со «слабыми звеньями»?

Умрут, в том числе и потому, что отечественная медицина коснела в бумажном официозе, не развивалась и прямо деградировала без внимания, пока люди помогали мальчику Алеше насобирать на лондонскую клинику?

Люди могут собрать средства и вылечить пять, десять, пятьдесят больных детей. Для счастья их семей этого совершенно достаточно. Но лишь структура – государство – может превратить помощь в систему.

Не просто может – оно должно. Если бы в социальных сетях было столько же публикаций на тему «все граждане России имеют безусловное право на доступную и качественную медицинскую помощь в своей стране», сколько на тему «давайте поможем девочке Кате, соберем деньги для ее лечения в Лондоне»!..

Но нет – чем взять свое, люди предпочитают ходить с протянутой рукой. И спорить с этим очень трудно, ведь свое приходится брать с боем, а девочка Катя в самом деле умирает, времени у нее нет.

Беда в том, что точечная помощь, оказываемая с самыми прекрасными намерениями и, бывает, даже с хорошими результатами, вытесняет из нашего сознания – в конце концов, из самого поля обсуждения вытесняет – важнейший и неоспоримый факт: помощь слабым должна быть не благодеянием, а системой.

Систему может – и должно! – обеспечить государство. И если оно подзабыло об этой обязанности, никто, кроме нас, ему не напомнит.

Дело в том еще, что государству, которое не желает помнить о своей обязанности, наши денежные сборы очень удобны. Они переключают внимание общества, создают иллюзию динамики, делают ситуацию не вполне катастрофической: те же отчаявшиеся родители бегут в фонды и соцсети, а не к дверям Минздрава. Все, в общем-то, очень удобно. Так зачем что-то менять?

Нобелевский лауреат нынешнего года по экономике, профессор Принстонского университета Ангус Дитон, рассуждая об отношениях между богатыми и бедными государствами, вводит понятие «индустрия помощи».

Есть даже «конкуренция помощи»: помогая, богатые государства нередко считают себя вправе навязывать свои условия, а если желающих помочь несколько, то получатель выбирает себе набор «помощь и условия» – в одном пакете.

Но даже когда условий никаких нет – на частном уровне бывает и такое – помощь способна решить одномоментную проблему (провести вакцинацию, накормить голодающих), но не может предотвратить последующих эпидемий и голода.

Бывает, пишет Дитон, что за счет помощи государство-получатель освобождает деньги, которые и так планировалось потратить в этой сфере, направляет их на что-нибудь другое. И сколько угодно раз бывает так, что помощь становится мощным отвлекающим фактором и используется для сохранения существующего порядка вещей, чтобы ничего не менять. 

Мы помогаем так, как ставим свечку в храме: «Боженька, ты видишь мое дело, пусть помогут и мне, если я когда-то буду нуждаться». Это нормальное, хорошее человеческое рассуждение, и для общинного строя оно было совершенно достаточным. Неслучайно строй жизни стран, которые живут за счет помощи, является именно таким – общинным.

Но в тех случаях, когда государство функционирует, а не перекладывает свои обязанности на общину, это рассуждение выглядит недостаточным и архаичным. Человечество проделало долгий путь, двигаясь к социальному государству, нельзя просто так сбрасывать его со счетов.